Глава 2. Станица Николаевская

Дозорный плутонг подходил к Николаевской уже после полудня. Егеря были все пропыленные.

– О-хо-хо-о, сейчас бы на речку, да как следует отмо-окнуть, – мечтательно протянул Метелкин. – А перед этим я бы полведра воды выпил! Вот разом бы все, как только из колодца ее достал. Чтобы аж зубы от холода ломило!

– Но-но! Студеную, да после такого вот жаркого перехода, – усмехнулся Быков. – Это ты, Мартынка, совсем, похоже, забылся. Вспомни-ка, чего старики наши говорили: во время жаркого покоса с энтим делом аккуратнее надобно быть, а не то тебя лихоманка махом возьмет! Чего это, зазря, что ли, мы коней после долгой скачки вываживаем? Не подпускаем ведь лошадок сразу же к воде. А все чтобы опоя у них не было, да не захворали бы они.

За пару верст до Николаевской из сухой балки вдруг выскочил конный десяток и обошел егерский плутонг по большому кругу.

– Свои, свои! – помахал им Лужин.

Пятерка во главе с приписным приблизилась, и знакомый казак поздоровался с егерями.

– Да все спокойно, ваше высокоблагородие, – доложился командир разъезда. – Мы уже домой к себе возвращались с дальнего дозора, а тут, глядь, по тракту кто-то неспешно эдак скачет, ну вот и решили, значиться, приглядеться. Так, для своего же спокойствия. Отсель, с восхода солнца, мы вроде никакого подвоха не ждем, однако всякое же в жизни бывает!

– Все правильно, Феноген, – одобрил казака Алексей. – Сторожко нам нужно держаться. Да не мне тебя учить, сам же, вон, всю турецкую в седле провел, не понаслышке ведь знаешь про коварство басурман. Как тут, за эти пять дней, ничего у вас эдакого не случилось?

– Да нет, вашвысокобродь, – мотнул тот головой. – С южного лимана только вот доложились намедни, что галера у самого нашего берега чевой-то крутилась. Но ребятки там постреляли маненько для острастки, и турки махом к себе убрались, даже вроде и не пульнули в ответ. А так-то все тихо покамест у нас было.

– Ну, вот и хорошо, – облегченно вздохнул Егоров. – Вы дальше с нами, станичники? Домой же вроде возвращались? Трогаем! – махнул он рукой отряду, и колонна запылила в сторону укрепленной станицы.

– Мойся чище, Лексинька, вон на шее еще у тебя сколько грязи осталось, – Катарина зачерпнула из ведра теплую, настоявшуюся на солнце воду и полила ее на голову и на спину Лешке.

– Ох и хорошо! – фыркнул тот и, зачерпнув в ладошку из ковшика, плеснул водой в жену. – Это тебе, чистюля!

Катарина взвизгнула и отскочила от хулигана.

– Алексий, я на тебя сейчас все ведро вылью, еще и на голову его надену!

– Но-но, тебе сейчас такие тяжести поднимать никак нельзя! Лешка смахнул полотенцем с себя воду и шагнул к жене. – Иди ко мне, моя хорошая! – он крепко и в то же время осторожно прижал ее к себе. – Как вы там? – и он положил руку на округлый живот Катарины.

– Сегодня с утра толкался, Лекся, и вот еще, совсем недавно, тоже. Наверное, он соскучился сильно и почувствовал, что его папа домой едет, – ответила с улыбкой Катарина и погладила Лешку по голове. – И я тоже соскучилась, драги мой.

– Эй, голубице, вы в дом заходить буде? – Милица, стоя на крыльце, укоризненно качала головой. – Вот сейчас я уйду, так целуйтесь онда сколько ваший душа угодно. Хозяйка, у тебя на столе ужин стынет. Ты мужа кормить хочешь?

– Уф, вот кто бы еще поучал! – фыркнула Катарина и потянула Алексея ко входу в избу. – Пойдем, Алексинька, и правда ведь все уже скоро остынет. Я ведь как знала, что ты к нам сегодня возвернешься. Бурек (слоеный пирог с сыром и мясом) испекла. И рыбная чорба (густой суп) у меня стоит в печи горячая.

– Ты куда это, стрекоза, собралась, а ну-ка давай с нами за стол кушать садись! – Лешка пододвинул поближе небольшую скамеечку.

– Не-е, – махнула рукой Милица. – Я не желим. Мы с Катаринкой уже вечерили.

– Маме и тетушке с дядей гостиниц передай, – Катарина вручила сестренке крытую полотенцем корзинку, и та быстро выскочила за дверь. – Реци (скажи) мами, что я с утра зайду! – крикнула старшая сестра вслед девушке. – Эх и стрекоза! – покачала она головой, словно бы повторяя за мужем. – И какому только мужу вот такая бойкая достанется?

– И кто бы это говорил?! – усмехнулся Алексей, присаживаясь за стол. – Ты вот себя-то вспомни! Все, все, все, молчу, – поднял он шутливо вверх руки, – Сдаюсь на милость прекрасной даме!

Леонид отбивал на барабане общий сигнал побудки. Из тех хат, где на постое располагалась рота, выбегали егеря и вставали в строй, распределяясь сразу же по своим подразделениям.

– Быстрее, быстрее! – покрикивали время от времени унтера и капралы, формируя свои «коробки».

– Ваше высокоблагородие, в строю сто тридцать один человек! В караулах и дозорах ровно пятьдесят. На интендантских работах трое, незаконно отсутствующих нет, – доложился дежурный по роте офицер, подпоручик Хлебников!

Вячеслав встал на свое место на правом фланге, и Лешка оглядел замерший строй.

– Здравствуйте, егеря отдельной, особой роты!

– Здравья желаем, вашвысокблагородие! – слитно грянули почти полторы сотни мужских глоток.

– Вольно! – Алексей прошелся перед первой шеренгой. – Распорядок на сегодня у нас тот же, что и обычно. После проверки оружия, амуниции и внешнего вида далее будет пробежка, после чего новая, заступающая в караулы и в дозоры смена во главе своего дежурного командира завтракает и убывает к местам несения службы. Все остальные проводят приборку, принимают пищу и выходят на боевые занятия согласно разработанному ранее плану. Внимание, рота, первая шеренга шесть, третья четыре, вторая два шага впере-ед – марш! – и три ряда егерей набрали друг от друга указанную командиром дистанцию. – Обер- и унтер-офицерам выйти из строя! – скомандовал Алексей. – Приступить к проверке своих подразделений!

Пошла обычная, ежедневная процедура, повторяющаяся как минимум дважды в сутки – утром и вечером. Мундир каждого солдата должен быть чистым, а все имеющиеся в нем прорехи тщательно заштопаны. Амуниции полагалось быть в полной исправности, а в патронных подсумках должен был находиться полный комплект боеприпасов. Само оружие проверялось на чистоту и смазку, оно должно было всегда находиться в полной боевой готовности. И так изо дня в день, из месяца в месяц, чтобы у солдата до автоматизма все это закладывалось в подсознании. Со временем приходил тот момент, когда содержание военного имущества в идеальном порядке становилось для него совершенно естественным и уже не обременяло так, как в самом начале службы. Новичкам же к такому привыкнуть было непросто, но даже на уровне солдатских артелей самими соседями, старослужащими, им постоянно вдалбливалось, что любое небрежение в этом деле зачастую стоит жизни, причем как самому виновнику, так и его боевому товарищу.

– Ты вот, Жалейкин, как следует кремень на курке замка у своей фузеи не затянул, а завтра вы в дозоре у речки с Нилом в паре будете, – сержант кивнул на стоящего слева от молодого егеря соседа постарше. – А тот вдруг какое шовеление в кустах заслышит и проверить туды поспешит. А на него из них, из этих самых кустов, нежданно вдруг турка с саблей наголо выскочит. Ты вроде как ружжо-то свое вскинешь, щелк, а выстрела-то и нет. И все потому, как камушек из зажимных губ курка вот только что при этом самом его взводе выскочил. А турок уже твоего товарища, тьфу-тьфу-тьфу, не дай Бог, конечно, клинком секанул и теперяча на тебя прет. Хорошо ежели ты сам от него отобьешься. А вот как потом свой грех перед Нилкой будешь замаливать, а, Васятка?!

После утренней проверки новый караул пошел завтракать и готовиться к заступлению на службу. Все же остальные бежали свои традиционные семь верст вокруг учебного полигона и главного форта станицы Николаевской.

– Господ офицеров и старших унтеров прошу быть в ротном штабе сразу же после завтрака, – распорядился Алексей, распуская личный состав в самом конце утреннего развода.